Первая премия на I Европейском конкурсе пьес за пьесу «Вишнёвый садик» (1994).
Премия Всероссийского конкурса драматургов (1996).
Финалист российской национальной литературной премии «Большая книга» («Синдром феникса», «Большая книга перемен»).
Четырежды финалист премии Букера (романы «Первое второе пришествие», «Анкета», «День денег», «Качество жизни»).
Премия конкурса книг «Москва-Пенне» за роман «День денег» (2008).
Гран-при за лучший сценарий («У нас убивают по вторникам») на Первом международном кинофестивале «Текстура» (2010, Пермь)
Финалист литературной премии «Большая книга» за книгу «Неизвестность»
Премия Читателя за книгу «Неизвестность» (2018).
Произведения:
Роман "Пересуд" (2008, 352 стр.) (pdf 7,3 mb) – август 2022
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Пятеро сбежавших преступников оказываются в междугородном автобусе и решают устроить «пересуд». Пассажиры, поневоле ставшие присяжными, должны вынести приговор, от которого, как выяснится, зависит их собственная участь. Преступники рассказывают одно, пассажиры понимают другое, автор раскрывает, как всё было на самом деле.
По сюжету – триллер. По сути – книга о том, насколько все мы сейчас ведаем, что творим, и вменяемы ли вообще.
Возможно, это одна из самых страшных книг последнего времени, но она не для того, чтобы напугать, а – оглядеться, всмотреться, вслушаться. В том числе в себя.
(Аннотация издательства)
* * *
"Ваня вырос, стал студентом-историком – тогда-то и началось, причём не с исторических трудов, а с книги «Архипелаг ГУЛАГ», которую, кстати, педагоги не советовали рассматривать как достоверный источник. Для общего развития – можно почитать. Как и Шаламова.
Ваня принялся читать и Солженицына, и Шаламова, и других, удивляя сокурсников, которых эта тема если и интересовала, то по ходу сдачи зачёта или экзамена, после чего благополучно уходила в пассивную память. Да и общественный интерес к этим вопросам затухал – не без помощи государственных структур. Вернее, интерес оставался, но минус явственно менялся на плюс: в Интернете, например, на один сайт разоблачительный приходилось не менее пяти апологетических и даже восторженных (со стихами и песнями в честь вождя) и столько же объективистских, что, как подозревал Ваня, ещё хуже, типа: учитывая и невзирая, но имея в виду и отдавая должное. Да и опросы общественного мнения, которые проводились как бы ненароком, показывали, что население в своем большинстве Сталина не только оправдывает, но вполне одобряет.
Ваня не мог этого понять.
У Шаламова его поразил ужас безысходности, калечащего однообразия («руки скрючивались по кайлу, по тачке») и превращения человека в производственное животное. А у Солженицына он наткнулся на горькие недоумения, исполненные высокой наивности, которые всей душой разделил: как же так, ведь карающих и преследующих были хоть и тысячи и даже десятки тысяч, а остальных-то – миллионы! И ведь многие знали, понимали, чувствовали! Почему не вставали стеной, не отбивали, не бунтовали? Казалось бы, как просто: пришли ночью за человеком, а весь подъезд просыпается, сходится и спрашивает без преступного умысла, с простодушным советским любопытством: «А что это вы тут делаете?» Почему это было невозможно?
Действительно, почему? – думал Ваня. Как это вообще бывает, что разумное большинство заражается безумием от меньшинства и потакает ему? Или не настолько оно разумно? Или оно не большинство, а большинство как раз носит в себе некий тоталитарный вирус, который в любой момент может превратиться в пандемию?
И чем больше он узнавал о тех временах, тем сильнее мучила его загадка Сталина: кто он был – властолюбивый злодей и деспот, ненавидевший свободу, как считают либералы, предатель идеалов коммунизма, заменивший его авторитарностью, как полагают левые, великий руководитель и выразитель чаяний времени с неизбежными ошибками, в чём уверены государственники, разрушитель русской духовности, как мнится некоторым национал-патриотам, или просто больной человек, о чём делают выводы иные любители ретроспективной психопатологии?
Он представлял себя в том времени, которого не испробовал, думал о том, как он повёл бы себя. И часто вёл долгие мысленные беседы со Сталиным, причём представлял себе это в виде какой-то ненаписанной пьесы, и было у этой пьесы несколько вариантов."
(Фрагмент)
Книга "Неизвестность: роман века: 1917-2017" (2018, 504 стр.) (pdf 11,3 mb) – февраль 2022
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917-2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.
Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать лётчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.
«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».
(Аннотация издательства)
Оглавление:
Читателям ... 7
Часть I. Дневник Николая Тимофеевича Смирнова. 1917-1937 ... 9
Часть II. Дневник и письма Владимира Смирнова. 1936-1941 ... 109
Часть III. Интервью Ани Смирновой с участием её бабушки Екатерины Николаевны, отца Виктора и матери Ирины. 1941-1959; 2016 ... 205
Часть IV. Приговор Антону Смирнову. 1954-1962 ... 267
Часть V. Двери: рассказы Виктора Смирнова-Ворохина. 1965-2016 ... 279
Часть VI. Письмо Глеба Смирнова. 2017 ... 493
Фрагменты из книги:
"29 декабря 1923 года
Я почти что полтора года не смотрел эту тетрадь. Сейчас смотрю, плачу и рыдаю. Получилась тут целая кладбища. Себя тоже записал. Думал, умру, а записать будет некому, вот и записал. А остался живой. Когда у меня все померли, пришёл Калмыков Сергей и сказал, что дурак ты дурак, забей корову, проживёшь. У меня от всего хозяйства оставалась корова. Я, было дело, хотел её забить, но мама тогда была живая, она встала на коленях и кричала, что лучше убить её, чем корову. Что без коровы всем смерть, придёт весна пахать, а пахать не на чем. И молоко у ней было, хоть мало. Так она и осталась. Во многих дворах у нас так было. Мелкий животный скот подъели вчистую, а также собак и кошек. Ели кое-кто даже глину, у нас глина белая, как мука, если её сухую растереть. На неё так и пробивает аппетит у голодного человека. А крупный рогатый скот не трогали до крайнего случая. Чтобы сеять, хотя сеять было нечего. Вот и мы тоже помирали, а на корову даже не думали, будто она и не еда. А потом я еле волок ноги и уже не хотел есть и ничего совсем не хотел. И вот Калмыков говорит, что забей корову. Я сказал, Сергей, я её не могу забить, у меня не осталось сил. Тогда я забью. Половину мне за работу, половину тебе. Я сказал, что мясу не могу есть, возьми её всю, а мне дай пшена. Он дал мне пшена, и я ел помаленьку. Много нельзя, помрёшь от быстрой сытости."
* * *
"05.10.36-12.10.36
Съездил в Германию и вернулся.
Оказывается, есть то, о чём я не могу написать даже себе в этой тетради.
У меня нет слов.
Один товарищ, с которым я беседовал, сказал, что Европа существует дольше России. У них раньше появилась промышленность. И у них колонии, которые они грабят.
Да, всё это так. Я о другом, о том, как живут люди, как одеваются и что едят. О простых вещах. По сравнению с ними, мы выглядим грязными нищими. У нас беззубые рты, плохая кожа, даже волосы пострижены будто овечьими ножницами, хотя некоторые и стараются, особенно женщины. Про одежду даже нечего говорить, мы почему-то все мятые, будто в чём ходим, в том работаем, в том и спим. Часто так оно и бывает. У моих соседей Шмулиных, когда стирка, все сидят дома, потому что нет смены, всё в одном экземпляре. Я смотрел там вокруг, и у меня в голове вертелось одно слово: порядок. А здесь у меня тоже вертится одно слово: грязь. И я поэтому рад, что хотя бы на своём предприятии занят чистотой, за которую мне не стыдно ни перед какими немцами.
Но у них фашистский порядок, это надо помнить. И энтузиазм у них фашистский, не такой, как наш.
Но всё равно я никак не могу избавиться от плохого настроения.
Читаю Чехова, который помогает мне понять, что жизнь довольно печальная штука. Для всех людей."
* * *
"Галина тоже побывала в больнице год назад с подозрениями на женскую болезнь, к счастью, не подтвердившимися. Лежала два дня в палате на двенадцать коек, пока папа не устроил ей одноместный люкс. Были, были уже люксы в советское время, выделявшиеся не за деньги, а за статус или по знакомству. Хотя и без денег не обходилось. Вернувшись домой, Галина рассказывала:
– Витя, народ у нас, оказывается, страшно тупой! Дюжина тёток – не с кем поговорить! Ты бы слышал, о чём они болтают, это... Я даже передать не могу. Дремучие, необразованные, ничего не читают! Что происходит в стране – без понятия! Только на всё ругаются.
– Тебе просто в жизни не повезло. Или повезло, – объяснил я ей. – Культурные родители, лучшая школа города, потом университет, потом опять культурная среда – преподаватели. Ну, сталкивалась с народом – в очередях, в транспорте. Мимоходом. А тут столько – в одном месте.
– Точно, точно! Нет, наверно, они каждая на своём месте делают что-то полезное, – Галина по учительской привычке поспешила найти положительную сторону. – Но должно же быть ещё что-то для души, для интеллекта, для... Хоть для чего! А там только одна бабушка вязала, да ещё девушка журнал какой-то читала, одну страницу целый час. И всё! Остальные просто лежали, как колоды! Мужчины, я видела в других палатах, хоть в карты играют, в домино, а они... И ведь это и есть наш народ, понимаешь? Его большинство, понимаешь?
– Давно понял. И что?
– Да ничего. Грустно."
* * *
"И так, слово за слово, праздник превратился в унылое выяснение отношений, унылое и бессмысленное, потому что мы, как и большинство супружеских пар, до конца эти отношения никогда не выясняем, то есть не говорим всей правды. По простой причине: как только мы и прочие пары скажем всю правду друг другу, так тут же парами и перестанем жить. Все браки держатся на ежедневной лжи, которая не обязательно выражается в словах, чаще – в умолчаниях. И это было уже в моей жизни и тянулось почти два десятилетия. Неужели – опять?"
Страничка создана 16 февраля 2022.
Последнее обновление 5 августа 2022.
