ЖУРНАЛ "ВРЕМЯ И МЫ"
(№10, 1976)

 

 

Журнал литературы и общественных проблем "Время и мы, №10" (август 1976; PDF 1,5 mb) — прислал Давид Титиевский

Содержание:

ПРОЗА

Авраам Б. Иошуа
"В начале лета - 1970" ... 3

Соломон Шульман
"Врун" ... 56
"Шлюха" ... 68

ПОЭЗИЯ

Илья Бокштейн
"Ты на земле ошибка..." ... 79

Рина Левинзон
"Корни" ... 84

ПУБЛИЦИСТИКА

Артур Кестлер
"Тропа динозавра" ... 90

ФИЛОСОФИЯ И РЕЛИГИЯ

Рабби Адин Штейнзальц
"Религия и мистицизм" ... 114

КРИТИКА

Илья Рубин
"Раскаяние и просветление" ... 123

ИЗ ПРОШЛОГО

Майя Улановская
"Конец срока — 1976 год" ... 140

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

Рассказы Сергея Андреева ... 177
"Хрущев и миф о Биробиджане" ... 196

ИЗ ПОЧТЫ РЕДАКЦИИ

"Дым отечества" в письмах читателей ... 207

Коротко об авторах ... 214

Digest of the 10th issue of "VREMIA I MI" ("Time and We") ... 216

      Мы договорились, что встретимся ровно в три. Я поставил на стол соленые огурцы, нарезал колбасу, а в холодильнике искрилась неоткупоренная бутылка водки. Но Ян не пришел. Он не пришел в четыре, не пришел в шесть. В семь позвонил Яков и сказал, что Ян умер.
      — Ладно, — сказал я, — пусть приходит в восемь.
      — Вряд ли, — помолчав, сказал Яков. — Умер натурально, без хохмы.
      И я понял, что это правда.
      Ян умер, как и жил, шумно, вернее, суетливо. Сидел с приятелями в театральном ресторане — обедал, потом поднялся, чтобы отправиться по делу, о котором у нас с ним было договорено, но вспомнил свежий анекдот. Присел обратно за стол, чтобы рассказать, и на самом смешном месте уронил голову в салат. Все смеялись, думая, что так надо, и толкали его в бок, а он был мертв. Тромб в сердце.
      Было ему не то сорок, не то сорок шесть — он всегда врал, пугаясь возраста, хотя был не из пугливых. Да и вся его жизнь была какая-то пугливо-непугливая. Рассказать о ней почти невозможно. Она соткана из былей, небылиц, легенд и явного вранья. Родился он не то в Польше, не то в Париже, но и это не точно. Скорее всего, в Шепетовке или Одессе — не важно. В войну был еще мальчишкой, но изловчился пробраться воевать в десантно-истребительный батальон. На этом месте у слушателей всегда возникала усмешка, и Ян злился. Мы представляли Яна, бесшумно ползущего с финкой в зубах сквозь оцепление врага, а затем молнией бросающегося на огромного рыжего детину. И как было не усмехаться: ростом он был с героев Чарли Чаплина, фигура школьника, голова запрокинута далеко назад, чтобы казаться выше, и всегда нище-элегантный. Одним словом — петушок. Но вот биография, черт возьми... Шесть раз бежал из Дахау! Из Дахау!!! Шесть раз!!! Пять раз ловили, истязали, чуть ли не убивали, а на шестой сбежал. Врет или не врет?! Остаток войны провел в партизанах, а потом вернулся в Москву. Здесь его и забрали. Получил стандартную десятку за пребывание в плену и... опять бежал. Дважды. Из наших лагерей. И сбежал. Фантастика?! Но это уже правда, это я знаю точно.
      В трубке молча дышал Яков. Я тоже молчал.
      — Как это случилось? — спросил я, и Яков рассказал.
      Помню, как-то летом, еще в начале нашего знакомства, мы встретились с Яном на улице. Нос у него дергался, а пальцы на руках нервно шевелились. Было похоже, что он только что подрался.
      — Ты что, подрался? — спросил я.
      — Подрался, — ответил Ян и дважды присел, выбросив руки далеко вперед, будто собираясь заняться утренней гимнастикой.
      — С кем? — спросил я.
      — Не важно, — сказал Ян, — но я их расшвырял.
      Я не ответил, давая Яну возможность рассказать свою очередную фантастическую историю. И он рассказал.
      Был он тогда начинающим режиссером кино. Ну, конечно, работник идеологического фронта. Мы же любим эти слова — "фронт", "враг", "баррикады"... Без них у нас застой, как-то даже скучно, делать нечего. Вот и пристали к Яну с ножом к горлу — вступай в партию, а то... Что "а то" Ян знал, объяснять не приходится. Сначала отшучивался дежурными словами — "не созрел", "не дорос", "молод еще" или, наоборот, "стар уже". Но, сами понимаете, с ножом к горлу — это не с кулаком под нос. Махнул рукой и пошел вступать — надо так надо. На киностудии его быстренько проголосовали (тем более — реабилитированный, время тогда подходящее было), сунули в зубы нужные бумаги и отправили в райком. Вот он и маячил теперь по райкомовскому коридору взад-вперед, ожидая своей очереди в кабинет, где заседала приемная парткомиссия, и готовил речь. Язык у него был длиннее его самого.
      "Почему решили вступать в партию?" — басисто спрашивал сам себя Ян и визгливым голосом сам же отвечал: "Ощущаю жизненную необходимость быть в передовых рядах!" Здесь, по мнению Яна, комиссия должна была грянуть аплодисментами.
      Но она не грянула. И вообще все было по-яновски, ненормально. Вначале шло гладко. На фамилии-имени-отчестве он не сбился, но тут, как назло, какая-то старая карга влезла. Из тех персональных мафусаилов-общественников, которые, по-видимому, для того и получают пенсию, чтобы сосать кровь живых. Сто пятьдесят лет для них детский возраст, они скрипят до трехсот.
      — Из документов видно, — сказала карга, — что вы были в плену, в Дахау?!
      Голова у Яна подалась вперед, а шея вытянулась.
      — Был, — сказал он.
      — И живы остались?! — удивленно скрипела карга. Острый яновский нос начал двигаться.
      — Как видите, — сказал он.
      — Странно! — зачмокала карга.
      — И мне тоже, — сказал Ян. — А вас бы больше устроил обратный исход?!
      — Я просто спрашиваю, — сказала карга и начала рыться в яновских бумагах.
      — Не трудитесь, — сказал Ян, — я вам сам расскажу. В советских лагерях тоже был.
      Карга конвульсивно дернулась и даже сделала попытку привстать со стула, но осталась сидеть.
      — За пребывание в немецком плену?
      — Так точно! — сказал Ян и нахально щелкнул каблуками. Мертвые щеки карги зарозовели, а рука начала шарить по столу в поисках очков.
      — Где были арестованы? — с перехватом дыхания спросила она.
      — Здесь, под Москвой.
      Карга нацепила очки и подалась вперед, уставившись в Яна. В пустых глазницах начало что-то оживать.
      — А вы, случайно, не проходили подмосковный фильтрационный пункт 4-175? — теперь ее бил электрический ток.
      Ян проглотил горячую слюну.
      На фоне освещенного солнцем решетчатого окна появилась черная тень. Лязгнул металл, залаяли собаки. Дужки очков сползли вниз.
      — Советский солдат умирает, но не сдается, — визжал голос, — а вы предпочли сдаться, но не умереть...
      Ян вытер губы и прислонился к стене. Черная тень исчезла. Карга сидела на своем месте, уставившись в него. Дужки очков сползли вниз. "Даже очки сохранились, — подумал Ян. — Интересно, она меня тоже узнала?!"
      Карга будто поняла вопрос. Тело ее обмякло и втиснулось в стул.
      — Всех не запомнишь, — прошипела она и сняла очки.

Страничка создана 9 апреля 2010.